"Скелет в шкафу"

Береника Братни для Academia Liberti

Я помню маленькую девочку в нашей деревне, где я жила со своими лошадьми много лет назад. Ей нравился мой табун, и она проводила большую часть времени на пастбище. Она ходила, рысила и бегала галопом с лошадьми, даже траву ела. Ее мать была в ужасе, особенно когда увидела свою дочь, стоящую под брюхом моего огромного мерина Дуката и чешущую ему пузо. Пыталась спасти его от мух, как она потом объяснила.

Она знала про них все. Когда я приходила, чтобы забрать Дуката на верховую прогулку, она всегда предупреждала меня: "Он в очень плохом настроении, лучше оставь его в покое". Я не понимала ее в то время. Она любила моих лошадей и ненавидела меня всем своим сердцем. Иногда, когда я ехала верхом, она сопровождала меня на своем красном велосипеде, не говоря ни слова и не отвечая на мои вопросы, просто хмуро смотрела на меня. Как будто пыталась защитить Дуката от меня. Я устала от этого и, пытаясь хоть немного привлечь ее симпатию, спросила, не хочет ли она прокатиться сама? "Зачем мне это делать?" — спросила она в ужасе. Я тогда не поняла ничего. Прошли годы, я переехала со своими лошадьми в другое место, Дукат умер, а я больше не езжу верхом. Иногда, когда я вспоминаю эту девочку, я изумляюсь — она знала все те вещи, которые я знаю теперь. Мне пришлось серьезно учиться, прочитать тонны книг, жить с моими лошадьми многие годы, чтобы задать себе тот же вопрос, который задал мне тогда ребенок: "Зачем мне это делать?" Она любила лошадей, наблюдала за ними и могла понимать ту информацию, которую они ей посылали, потому что у нее было открытое сердце, и она не знала ничего о той системе, в которой я родилась, в семье конников.

Есть такое польское высказывание "скелет в шкафу", обозначающее старые воспоминания и старые предрассудки, которые, как мы думаем, мы преодолели, и которые внезапно в самый неподходящий момент вылезают наружу, оставляя нас растерянными и смущенными. И моя конная жизнь до сих пор полна этих "скелетов": мое бестолковое беспокойство, когда Аляска не дает мне надеть на нее недоуздок, моя нервозность, когда Амиго подпрыгивает от радости видеть меня, тот факт, что я не знаю, что делать когда коваль тянет Фурию за хвост, чтобы подвинуть ее, мои проблемы с объяснением почему "нет", когда кто-то предлагает свою "помощь" с этими "непокорными животными". У нас у всех есть такие скелеты. Моя мама, которая только что переехала жить ко мне и моим лошадям, лошадница старой закалки, выпрыгивает из кровати посреди зимы, одетая в одну только пижаму, в попытке помочь мне "поймать" моих двух меринов, которые спокойно гуляют в саду, когда я пускаю их туда обнюхать все и узнать новости. Она увидела их в окно, и, несмотря на тот факт, что они шли медленно по покрытым снегом тропинкам, она почувствовала срочную необходимость поймать их, потому что "свободная лошадь означает опасность", такую большую, что она кидается прямо из кровати вниз по лестнице. Она видит меня, расслабленную, наливающую воду в поилку, и удивляется, почему я "не реагирую". Что ж, мы посмеялись над этим потом, но такова была ее первая реакция.

Нам нужно разучиваться стольким вещам, большинству из которых нас научили на прокатских конюшнях. И лошадям тоже нужно. У них тоже есть свои воспоминания, порой куда более сильные, чем годы свободной жизни, вписанные в их систему. Я кричу на свою собаку, которая лает на лошадей, и внезапно осознаю, что свирепая и гордая Рэя превратилась в дрожащий кусок шерсти со смотрящими на меня широко открытыми глазами, будто не может узнать меня. В тот момент я превратилась в тот самый легион людей, которые издевались над ней раньше. И Аляска, всегда нежная и внимательная, нуждающаяся в человеческих прикосновениях, когда ветеринар приходит осмотреть ее, или я прихожу к ней с недоуздком, или даже с кордео, отворачивает от меня свою голову насколько можно далеко, но не двигается. Она свободна, она может убежать в любой момент, но нет. Когда она видит недоуздок, она снова закрывается внутри своего разума, снова в маленьком вонючем деннике с угнетателем, который подходит к ней. Она трясется, отворачивает голову, закрывет глаза и ждет. Я тоже жду, пока она не поймет, что это был всего лишь ночной кошмар — "скелет в шкафу". Она расслабляется, облизывается, оглядывается и мы можем идти. У нас у всех есть "скелеты".

Я завидую тем, кто может быть так же чист, как та маленькая девочка, которая видела моих лошадей как жертв моих удовольствий и эго еще много лет назад.

Есть одна женщина, Касия, которая приходит помогать мне время от времени. Она очень спокойная и никогда не имела никаких контактов с лошадьми раньше. Но она любит всех животных. Когда я пыталась объяснить ей про сложную природу лошадей, она улыбалась странной улыбкой. Поначалу я была расстроена, что она не хочет ничему учиться. "Это ведь может быть опасно, быть рядом с лошадьми и не знать как реагировать," — думала я. Но я была неправа. Ее улыбка напомнила мне о маленькой девочке из прошлого, и я оставила ее в покое. Она познакомилась со всеми лошадьми, одной за другой, в своей манере и с нужной ей скоростью. И им это понравилось тоже. Как бы они теперь не привлекали к себе ее внимание — стучат ли по бочке, полной навоза, хватают ли ее куртку и полоскают ее в луже — она считает это очень забавным. Ее смех есть лучшая награда для них — трюк сработал, и они носятся галопом вокруг, свечат и брыкаются, свечат и брыкаются. Ей нравятся эти их представления и она никогда не теряется. Абсолютно точно, у нее скелетов в шкафу нет.

А еще есть Амиго. Он никогда не знал что такое седло, никогда не знал что такое быть битым или истязаемым. Он хорошо знал только каков на вкус кубик сахара — вот и все что он знал о людях. Немного. Когда он только приехал к нам, отказник своих предыдущих хозяев, испугавшихся его энергии, он был открыт всему, как маленький ребенок. Прошли годы, но он нисколечко не изменился. Все время счастливый, готовый играть, утаскивать у людей сумки и убегать с ними, готовый утянуть любую полезную для людей вещь, чтобы потом носиться с ней как с трофеем, а люди вокруг кричали и пытались бы эту вещь отобрать. О, какое счастье, когда они бегают за ним и издают эти смешные звуки! Иногда он останавливается, бросает вещь на землю и хочет разорвать ее в клочки копытами. Весь такой довольный при виде моего зеленеющего лица (как когда он утащил сумку с мои новым свитером). Такой гордый собой. И такой шокированный, когда кто-то не счастлив его представлению. Он оборачивается и я явно вижу, что он расстроен отсутствием моих аплодисментов.

И вот когда я вижу гуляющих тихо вместе Касию и Амиго, бок о бок, я завидую им обоим. Они не знают всех тех ужасных вещей, которые знаю я и остальная часть табуна. Она не задает себе вопросов о его желании следовать за ней, она знает что он идет с ней потому что все, что она предлагает, всегда хорошо и вкусно. Каждый раз, когда он предлагает мне свою компанию, я так польщена, но моя радость так хрупка из-за всех моих сомнений и страхов. Я люблю наблюдать за ними, за усталой женщиной и сильным жеребцом, и мне становится интересно, смогу ли я когда-нибудь вернуть себе детское отнощение к жизни, забуду ли я когда-нибудь все ошибки, которые совершила?

Иногда я думаю о маленькой девочке из прошлого. Что с ней стало? Ей наверное уже лет четырнадцать. Надеюсь, ее безграничное обожание лошадей не привело ее в какую-нибудь школу верховой езды, где ей объяснят, что все, что шло прямо из ее сердца, неверно. Я надеюсь, что с ней осталась ее напористость и отвага задавать вопрос "Зачем мне это делать?". Я держу за нее пальцы скрещенными.